Бетти Фридан - "Загадка женственности"[«The Feminine Mystique»]
«Я очень хочу быть такой же, как другие девушки. Я никак не могу преодолеть чувства, что я неофит, непосвященная. Когда мне надо встать и пройти через всю комнату, мне кажется, что я только учусь ходить или что у меня какой-то сильный недуг и я никогда не выучусь ходить. После школы я иду в ближайшее место наших постоянных встреч и часами сижу там, разговаривая об одежде, прическах, об особенностях людских характеров, но мне это совсем не интересно, и я делаю над собой огромное усилие. Но я выяснила, что могу им нравиться. Для этого надо делать то, что делают они, одеваться, как они, говорить, как они, и не делать ничего, чего бы они не делали. Мне кажется, я даже внутренне стараюсь не отличаться от них.
Раньше я писала стихи. Преподаватели колледжа считают, что у меня есть творческие способности, что я могу быть первой в классе и что у меня может быть большое будущее. Но подобные вещи не делают человека популярным. Самое главное для девушки — быть популярной.
Теперь я постоянно меняю мальчиков, но мне это дается нелегко, потому что я сама не своя с ними. Я чувствую себя еще более одиноко. А кроме того, меня тревожит вопрос, куда все это может завести. Очень скоро я утрачу свою индивидуальность и стану той, чье будущее — быть домохозяйкой.
Я не хочу думать о том времени, когда стану взрослой. Если у меня будут дети, я бы хотела, чтобы они всегда пребывали в этом же возрасте. Если я буду видеть, как они растут, я пойму, что старею, а мне бы этого не хотелось. Моя мама говорит, что не может спать по ночам: она ужасно беспокоится, что я могу что-нибудь натворить. Когда я была маленькая, она ни за что не разрешала мне одной переходить дорогу, даже когда мои сверстники давно уже делали это сами.
Я не представляю себя замужем, имеющей детей. Это как если потерять самое себя. Моя мать похожа на скалу, обточенную волнами, на вакуум. Она столько вложила в свою семью, что для себя у нее ничего не осталось, и она очень сердится на нас, потому что не получает отдачи. Но иногда кажется, что это все пустое. Что у мамы нет иного предназначения, как только заниматься уборкой дома. Она сама несчастна и делает несчастным отца. Если бы она совсем о нас, детях, не заботилась, результат был бы таким же. Она чересчур много отдает нам сил. В результате возникает желание делать все наоборот. Я не думаю, что это действительно любовь. Когда я была маленькая и прибегала к ней, взволнованная, сказать, что я научилась стоять на голове, она не слушала меня.
Позже, когда я смотрела в зеркало, мне становилось страшно, что я буду очень похожа на свою мать. Меня пугает, что у меня могут быть те же жесты, что я буду говорить, как она, и тому подобное. Я очень во многом на нее не похожа, но если все-таки что-то общее есть, то вполне возможно, я стану такой, как она. Это меня очень пугает».
Итак, эта семнадцатилетняя девушка так боялась, что когда станет взрослой женщиной, то будет похожа на свою мать, что сознательно подавляла те черты своего характера, которые составляли ее индивидуальность, и старалась копировать «популярных» девушек. Но в конце концов, испугавшись, что теряет самое себя, она отказалась от идеи популярности, но в то же время решительно отвергла традиционный путь, который позволил бы ей получить стипендию для продолжения обучения в колледже. За неимением образа, который помог бы ей превратиться в женщину и при этом сохранить свою индивидуальность, она заняла нишу битника.
Другая девушка, из колледжа в Южной Каролине, рассказала мне:
«Я не хочу думать о карьере, которую мне потом придется бросить. Моя мама, когда ей было еще только двенадцать лет, мечтала стать газетным репортером, и я наблюдала ее неудовлетворенность жизнью на протяжении двадцати лет. Меня не волнуют мировые события. Я не хочу интересоваться ничем, кроме моего дома. У меня одно желание — быть прекрасной женой и матерью. Возможно, получить образование необходимо. Но даже самые умные ребята хотят иметь дома нежную симпатичную жену. Только иногда я задумываюсь над тем, что может чувствовать человек, который имеет возможность работать над собой и изучать все, что захочет, и при этом ему не надо подавлять свое „я"». Ее мать, почти все наши матери были домохозяйками, хотя многие из них сожалели о том, что оставили карьеру. Что бы они нам ни говорили, у нас есть глаза, уши, разум и сердце, чтобы понять, что их жизнь была пустой. Мы не хотели быть похожими на них, но разве был у нас другой образец для подражания?
Единственным другим типом женщины, который я знала, когда росла, были старые девы — учительницы старших классов, библиотекарши, единственная женщина-врач в нашем городе, которая стриглась, как мужчина, и несколько женщин-профессоров в колледже, где я училась. Ни одна из этих женщин не жила в теплом семейном кругу, похожем на наш. Многие из них никогда не были замужем или не имели детей. Я боялась быть похожей на них, даже на тех из них, которые учили меня с уважением относиться к своему разуму и жить согласно ему, чувствовать себя частью общества. В детстве и в юности я не знала ни одной женщины, которая жила бы так, как хотела, играла бы определенную роль в жизни общества и при этом любила бы и имела детей.
Вот это отсутствие индивидуального образа было очень серьезной проблемой американской женщины в течение долгого времени. Нивелированный женский образ, противоречащий разуму и имеющий мало общего с настоящими женщинами, оказывает на их жизнь слишком большое влияние. Этот образ не имел бы такого влияния, если бы женщины не переживали кризис личности.
Странный, наводящий на американских женщин ужас критический момент, с которым они сталкиваются в возрасте восемнадцати, двадцати одного, двадцати пяти и сорока одного года, в течение ряда лет изучался социологами, психологами, аналитиками, педагогами. Но я думаю, что этот момент не был понят правильно. Это явление, известное как «прерывистость» в культуре поведения женщины, получило также название «ролевой кризис» женщины. Если бы девушку готовили к роли женщины, она не переживала бы этот кризис, считают психологи.
Но мне кажется, что они называют только половину правды.
Что, если ужас, который испытывает девушка в двадцать один год, когда ей необходимо решать, кем быть, вызван только тем, что она должна вырасти во взрослую женщину, и вырасти таким образом, каким раньше это было запрещено? Что, если ужас, который испытывает девушка в двадцать один год, вызван предоставленной ей свободой решать свою собственную судьбу, свободой и необходимостью выбирать путь, который раньше женщины не могли выбирать и который теперь никто не запретит им выбрать? Что, если те девушки, которые выбирают путь «женской приспособляемости» и тем самым избегают этого ужаса, выйдя замуж в восемнадцать лет, которые теряют себя, обзаводясь детьми и углубляясь в заботы по хозяйству, что, если они просто отказываются становиться взрослыми и задумываться над вопросом своей личности?
Мое поколение школьников было первым, которое непосредственно столкнулось с тайной становления личности женщины. Раньше, когда большинство женщин в конце концов становилось домохозяйками и матерями, целью получения образования было развить ум, познать истину и занять подобающее место в обществе. Когда я поступила в колледж, в воздухе витала идея, хотя уже и несколько потускневшая, о том, что мы будем «новыми женщинами». Наш мир выйдет за рамки собственного дома. У сорока процентов моих одноклассниц по колледжу Смита были планы сделать карьеру. Но я помню, что даже тогда некоторые старшеклассницы, переживая муки жуткого страха перед будущим, завидовали тем немногим девушкам, которые избежали этих мучений, выйдя замуж сразу по окончании колледжа.
Те, кому мы тогда завидовали, переживают этот ужас сейчас, когда им за сорок. «Я до сих пор не знаю, что я собой представляю. В колледже я слишком много внимания уделяла своей личной жизни. Лучше бы я больше занималась естественными науками, историей, политологией, более серьезно изучала философию, — написала одна женщина при анкетировании бывших воспитанниц колледжа пятнадцатью годами позже. — Все еще ищу точку опоры. Лучше бы я закончила колледж. Вместо этого я вышла замуж». «Лучше бы я создала себе более содержательную и творческую жизнь, вместо того чтобы обручиться и выйти замуж в девятнадцать.
Ища идеал в замужестве, рассчитывая иметь стопроцентно преданного мужа, я была шокирована, когда поняла, что в жизни все далеко не так», — написала мать шестерых детей.
Женщины предыдущих поколений, вышедшие рано замуж, никогда не испытывали ужаса одиночества. Они считали, что у них нет выбора, что они не могут заглянуть в будущее и самостоятельно распорядиться своей жизнью. Их уделом было пассивное ожидание того момента, когда их выберут; муж, дети, новый дом определяли всю дальнейшую жизнь этих женщин. Они легко принимали на себя роль сексуальных партнерш еще до того, как осознавали, что собой представляют. Именно эти женщины больше всего страдают от того, чему пока еще нет названия.
